Влияние политических изменений России на этику работы психологов
1. Первое изменение – освобождение психологии от контроля государства.
Как мы им воспользовались?
О своем опыте. В самый жаркий период политических изменений в России, в 1989 году, мне удалось создать в Петербургском государственном университете кафедру политической психологии, которая стала готовить впервые в истории страны политических психологов. К этому моменту я уже имел основательный опыт участия психологов в подготовке митингов, демонстраций, избирательных кампаний и т.п. Но самое главное, я получил заказ на подготовку к политической деятельности новых государственных деятелей: Губернаторов регионов России, Представителей Президента, кандидатов в Верховный Совет СССР, а потом и в Госдуму РФ людей, совершенно в несведущих в политическом поведении. Более того, после событий 1993 года я был приглашен для работы в Москве в качестве психолога-консультанта Председателя Правительства РФ В.С.Черномырдина, с которым работал до покушения на меня в апреле 1995 года. Моя работа психолога в политике продолжалось двадцать лет, до декабря 2009 года, когда я отказался от заведования кафедрой политической психологии СПбГУ и покинул свое детище. Теперь я должен объяснить, почему я это сделал.
О связи судьбы российской психологии с Этическим Кодексом психолога. Должен признаться, что главной проблемой для меня была именно этика работы психолога в политике. Имея доступ к психологическим исследованиям ведущих лиц российской политики, и определяя психологическую модель их поведения, я не просто понимал, а физически ощущал, что главной проблемой для меня является не их психологические проблемы, а этические принципы моего собственного поведения. Своими действиями в контакте с этими исключительно интересными людьми, и особенно после окончания работы с ними, я мог нанести им лично, и в какой то степени всей российской политике непоправимый ущерб. Они доверялись мне, я много знал о них и о политике, и главным для меня было – не предать их, оправдать их доверие ко мне, как к психологу и к человеку. Сразу скажу, что ни разу я не злоупотребил доверием ни одного из них.
Обучая в стенах университета студентов – будущих политических психологов, которые должны были сменить меня, я понимал, что обязан наложить на их будущие профессиональные действия ряд ограничений, которые обеспечат безопасность их предполагаемых клиентов-политиков, да и их самих. Большинство положений Этического Кодекса были мною выстраданы и многократно проверены на практике работы психолога в политике. Поэтому я подготовил текст Этического Кодекса политического психолога, и каждый студент, начинающий обучение на кафедре политической психологии СПбГУ изучал его и подписывался под ним в знак согласия с этическими нормами своей будущей работы.
Надо признаться, что я работал над текстом Этического Кодекса не «с чистого листа». Еще в 70-е годы, будучи в командировке в Карловом университете в Праге, я нашел в библиотеке университета Этические Кодексы психолога 10 стран мира, включая такие, которые я не мог прочитать – Австралии и Новой Зеландии, например. Потом мне довелось побывать на столетнем юбилее Американской Психологической Ассоциации в Вашингтоне, и привезти оттуда Этический Кодекс американских психологов. Иначе говоря, я был достаточно осведомлен об этических принципах работы психолога к моменту, когда начал основательно над этим работать в конце 80-х годов. Уже тогда меня поразило, что только в СССР нет Этического Кодекса психолога, и советские, а потом российские психологи делают с клиентом и с материалами исследования его личности все, что захотят.
Опасность отсутствия Этического Кодекса психолога была понятна только тем, кто был причастен к практике, в которой клиент часто рисковал не только своей репутацией, доверившись психологу, но часто своей жизнью. Будучи изначально специалистом по психологии экстремальных видов деятельности, я принимал участие в таких опытах над человеком, которые могли привести к его смерти. И при этом психологам, проводившим опыты, в голову не приходила мысль о том, что они от имени науки совершают действия, которые граничат с преступлением. В конце концов, участвуя в исследованиях эмоционального стресса методом «нераскрытия парашюта» у опытных парашютистов, я отказался продолжать работу и прекратил свою научную деятельность в этой области.
Под впечатлением такого опыта за год до распада СССР, в обстановке полной неразберихи, мне удалось на Съезде психологов СССР добиться, наконец, принятия Этического Кодекса для советских психологов. Однако, в те дни всем было не этики своей работы, потому что надвигались такие перемены, с сравнении с которыми этический кодекс почти не имел значения. Так на факультете психологии ЛГУ лишились работы более ста научных сотрудников, имевших огромный опыт исследований в инженерной, социальной психологии. Потом я встречал некоторых из них на вокзалах, где они, наподобие цыганок, за деньги тестировали всех желающих, сидя на каких то ящиках. Именно тогда психологи стали браться за любую работу, лишь бы обеспечить себя и свои семьи. Рынок же требовал в «период передела собственности» совсем не гуманистических психологических рекомендаций, а платил за психологическую разведку, методы эмоционального давления, обучения методам суггестивного воздействия и другого, чему университетские наставники не учили. Тот Этический кодекс пропал вместе с Обществом психологов СССР – всем было не до него.
Когда я стал специализироваться в области политической психологии, казалось бы не связанной с экстремальными исследованиями, то оказалось, что здесь ситуация еще более напряженная. Именно тогда в СССР начали активно внедрять невесть откуда взявшиеся социально-психологический тренинг (СПТ), нейро-лингвинистическое программирование (НЛП), конфликтологию и др, которые начисто уничтожили в России идею психологии, как гуманистической науки. Психологию стали энергично применять, как инструмент влияния, атаки, подавления. О какой этике или гуманизме можно было в те годы вести речь? Я был все эти годы в эпицентре т.н. политических перемен в России, участвуя в митингах Б.Н.Ельцина в Москве, в Петербурге, присутствуя на заседаниях Верховного Совета СССР, где принимались решения о ликвидации СССР, работая в Белом доме в качестве консультанта Председателя Правительства, когда он еще пах дымом от танковых снарядов 1993 года и т.д. Тогда я поразился мере ответственности исследований и рекомендаций политического психолога! Таким образом, исходя из очень жестокой практики, а отнюдь не из книжной эрудиции, я начал последовательно бороться за введение в России обязательного для психологов Этического Кодекса, ограничивающего их деятельность.
2. Второе изменение – принятие первого Этического Кодекса психолога.
Согласны ли психологи себя контролировать?
Об опыте создания Этического Кодекса российского психолога. Идея воссоздания Этического Кодекса российского психолога внезапно была поддержана оргкомитетом 3 Всероссийского съезда общества психологов, который проводился в Петербурге, в залах Смольного и факультета психологии СПбГУ. Тогда у многих появилось ощущение того, что психология без Этического Кодекса сбилась с научного и гуманистического пути, и перерождается во что такое, за что могут призвать к ответственности. Оргкомитет принял мое предложение, и поручил мне же подготовить текст проекта Этического Кодекса психолога РФ. Была создана рабочая групаа, которую я возглавил, и в которую вошли ведущие: профессора. Донцов А.И. (Москва), Забродин Ю.М. (Москва), Юрьев А.И. (Санкт-Петербург) и участники обсуждения текста ЭКП: профессора Аллахвердов В.М., Ананьев В.А., Аверин В.А., Платонов Ю.П. Обозов Н.Н. Грачев А.А. Кораблина Е.П. Решетников М.М. Рыбников В.Ю. Семенов В.Е., Шипицына Л.М., доценты: Балунов А.Б., Защиринская О.В., Маничев С.А., Чесноков В.Б., Семикин В.В., Волкова Н.А., Иванов Л.О., Наследов А.Д., Девятова Т.А., Цветкова Л.А., Ватулин А.И., Янковский Л., Гатанов Ю.Б. (все Санкт-Петербург). Привожу этот список полностью, чтобы показать, насколько серьезно тогда съезд подошел к подготовке текста ЭКП.
Здесь начались первые трудности. Часть членов рабочей группы ни разу не появилась на ее заседаниях. А вместо них стали приходить психологи, которые очень нервно воспринимали варианты текста ЭКП. Более того, я встретил организованное и осмысленное сопротивление даже идее принятия Этического Кодекса психолога. Было много очень эмоциональных и ярких выступлений категорически против Принятия Этического Кодекса. Много было выступлений, якобы, «за» принятие Этического Кодекса с очень хитроумными поправками, которые его начисто уничтожали.
Возражения были вызваны не плохим текстом Кодекса, потому что он включал в себя положения европейских и американских этических кодексов, обязательные в этих странах. Большинству оппонентов эти положения были совершенно незнакомы, и они воспринимали их в российском проекте, как доморощенные и кощунственные. Не хочется повторять эпитеты, которыми награждались авторы проекта кодекса (обвинений в запрете на психологические исследования, разработке «запрета на работу» в качестве психолога, на уничтожении целого арсенала методов психологического воздействия и т.д. и т.п.). Тогда мне стало понятно, что в России выпустили психологию на волю, как джина из бутылки. Возражения против Кодекса были обусловлены тем, что психологи оказались соучастниками подтасовки результатов политических выборов, применения в политических кампаниях полукриминальных методов подавления политического противника, в выработке планов рейдерских захватов собственности, психологических методов манипулирования сознанием масс людей в рекламных и пропагандистских кампаниях и пр. Этические нормы деятельности психолога сразу «закрывали» эти виды работы психологов и источники их доходов. Кстати, среди психологов появились миллионеры, обогатившиеся отнюдь не на гуманитарных проектах.
Надо отдать должное членам Оргкомитета 3 Съезда Общества российских психологов, которые несмотря на сильнейшее сопротивление добились принятия Этического Кодекса, применив метод голосования, и приняли его большинством голосов делегатов съезда. Принятый Этический Кодекс не является совершенством, на каждом съезде его надо улучшать, корректировать, исключать одни положения и включать другие, более адекватные времени, а самое главное – гуманистической миссии психологической науки в обществе. В противном случае, российская психология может раствориться, вытекая из своих целей, задач, принципов, правил, как вода из разбитого стакана. Или ее постигнет судьба психологов 1937 года с формулировкой «об….. извращениях». Каких, нетрудно догадаться и об этом надо думать.
Итак, Этический Кодекс был принят, но текст его практически неизвестен большинству психологов, и тем более, не оказал никакого влияния на их работу. Формально он есть, а фактически его никто не принимает во внимание. Сегодня я твердо знаю, что несоблюдение Этического Кодекса в России кроется не в его ошибочности, а в самой российской психологии, которая не признает никаких норм и ограничений.
Продолжаться дальше так не может, и есть необходимость подумать, что происходит с российской психологией?
3. Третье изменение – вторжение в психологию околопсихологов.
Почему не получился этический самоконтроль?
О психологии, отрицающей Этический Кодекс. Следуя принципу, «берите прав, сколько можешь», в психологию в 90-х годах без ее согласия ворвалась огромная армия гадалок, ворожей, мистиков, которые начали олицетворять собой психологию перед лицом общества, не имея на это никаких прав. Под вывеской психологической науки поселились, все, кто или по тщеславию, или по болезненности, или из-за отсутствия другого занятия не нашли другого источника средств к существованию или самовыражения. Так Дианетика Р.Хаббарда перехватила у отечественной психологии инициативу, и будучи запрещенной религиозной сектой во многих странах мира, в России правит бал, владея умами многих сильных мира сего, и находясь под их защитой. Можно приводить множество официальных расследований деятельности Хаббарда, например, Выводов Комиссии австралийского штата Виктория по расследованию сайентологии, 1965 г., определившей, что «Сайентология — зло; ее техника и приемы — зло; их применение на практике — серьезная опасность для общества с медицинской, нравственной и социальной точек зрения».
Если Дианетике удалось отобрать у российской психологии только некоторые, но очень важные точки влияния на власть и общество, то внутрь самой психологии вторглась и начала ее перерождать технология НЛП Ричарда Бендлера и Ко. Большинство практикующих психологов, освоили НЛП и учат, «как увеличить число ваших клиентов, и вводить их в такое состояние, в котором они просто не могут не купить ваш товар, услугу или идею». Бендлер активно рекламирует такие вещи, как майнд машину «для расширения возможностей, успеха и свободы». Однако, если «Организуя у себя с помощью свето-звуковых машин "вызванные потенциалы", характерные для гипногогических состояний, любой человек в течение одной - двух недель может научиться за 15-20 минут систематически и по своему желанию достигать "вершин", доступных только мастерам медитации, или наиболее "продвинутым" буддистам, и тем - только после многолетних тренировок и изнурительной духовной практики», то зачем вся современная и отечественная психологическая наука? Сайентология, НЛП перекрывают весь диапазон потребностей общества в психологии, делая ненужными знания классической университетской психологической науки. Тренинги, тренинги, тренинги – только они стали нужны современным студентам при полном попустительстве руководства психологической науки в России.
Отечественная психология, словно не замечает происходящего вокруг ее, и более того, свободная от всяческих норм и правил, сама стала втягивать в себя совершенно чуждые ей по духу и собственной истории учения и верования. Например, факультет психологии Санкт-Петербургского государственного университета принял под свое крыло и активно сотрудничает с Антонио Менегетти, которого представляют как «Основоположника науки онтопсихологии, которую сегодня преподают во многих государственных университетах мира и которую применяют в области психологии, психиатрии, медицины, экономики, политики, философии, эстетики». Не собираюсь здесь доказывать, что мистика Менегетти не имеет никакого отношения к научной психологии, но то, что он не имеет никакого отношения к ленинградской психологической школе Бехтерева-Ананьева – это точно. Тем не менее, заседания ученого совета факультета психологии СПбГУ, созданного акад. Ананьевым и акад. Б.Ф. Ломовым, проходят под портретом Менегетти: а портретов Ананьева и Ломова там нет.
Как и в случае с Хаббардом, только в СПбГУ, словно не знают, что все психологи мира отрицают научную ценность утверждений Менегетти, считают, что онтопсихология — это мешанина из искаженных частей меметики и популярной психологии. Более того, в 1998 Министерство внутренних дел Италии внесло Ассоциацию онтопсихологии, наряду с саентологией, в список опасных сект. В Бразилии онтопсихология не признана Федеральным Советом по психологии, вследствие чего, онтопсихологическая практика является незаконной, а ряд бразильских ученых называют ее «псевдонаукой» и т.д.
Причина, по которой официальная университетская психология сдает одну за другой свои позиции околопсихологическим сектам, заключается в ней самой. Она не отреагировала на глобальные изменения, происшедшие после 1991 года в мире и в собственной стране, которые радикально изменили самого человека, отношения в обществе, сам уклад жизни, труда. Интернет, мобильная связь, массовая автомобилизация, легкость фиксации и регистрации любых событий с помощью легкодоступных фото и видеокамер, сотня каналов телевидения, распространение наркотиков, порнографии, свобода передвижения , видеокамеры на улицах, в рабочих помещениях, в местах отдыха уже сформировали нового российского человека,. Практически ушли или уходят поколения людей, сформировавшихся в СССР, вместо них появились новые поколения граждан «поколения пепси», и на пороге совершенно непонятные дети, которых пытались именовать «индиго». Только слепой не может видеть, что это совершенно новые люди с совершенно новой психологий. А факультет психологии СПбГУ продолжает принимать выпускные госэкзамены по вопросам семидесятых годов прошлого века, ответы на которые не являются ответами на вопросы реальной практики современной российской жизни.
Фактически вся парадигма современной российской психологии устарела и требует таких же радикальных изменений, которые произвел в 1930 году «поведенческий» съезд психологов СССР. Тогда была принята теория и методология, которая преподается до сих пор практически без изменений. Сегодня необходимо уже новое теоретическое осмысление глобальной психологической реальности, учитывающее новый ритм, темп, скорость, накал, остроту современной жизни, в которой внимание должно переключаться в доли секунды, где эпизод жизни или видеокартинки длится не более 4-5 секунд, где память – клиповая, мышление конкретное и т.п. Где дети не хотят читать сказки, но блестяще владеют кнопочными технологиями электронных устройств. Поскольку официальная психология не учитывает это, то ее успешно замещают и вытесняют Хаббарды, Менегетти, Бендлеры и др., успешно переквалифицирующие выпускников факультетов психологии университетов в свою теоретическую и методическую веру.
Можно было бы считать, что научная классическая психология полностью проиграла религиозно-мистическим околопсихологическим сектам свое влияние на общество и государство, если бы не одно, крайне важное обстоятельство: гуманистически направленная российская психология обращается к сознанию человека, в то время как все околопсихологические секты эксплуатируют подсознательные психологические механизмы, используя для этого суггестивные методы формирования человека и управления его поведением.
Поэтому проблема неэффективности Этического Кодекса психолога в России объясняется не слабостью его текста, а хаосом в самой российской психологической науке, которая перестала понимать, что психология, а что нет? Если ввести в действие Этический Кодекс, то более половины людей, именующих себя психологами, должны будут прекратить свою профессиональную деятельность. В России есть проблема психолога: кто он такой?
4. Четвертое изменение – коммерциализация психологического образования.
Что получается из-за отсутствия Этического контроля?
О психологе. При обсуждении текста Этического Кодекса бурные возражения вызвал формулировка: «1.1. Наименование «психолог» может быть принято лицом, имеющим университетское образование по специальностям «психология», «клиническая психология», а также лицами, которым в установленном порядке присвоены ученые степени кандидата наук по отраслям и специальностям психологической науки. Ученая степень в последнем случае принимается во внимание только в том случае, если она признана ВАК РФ».
Тут выяснилось, что в обсуждении Этического Кодекса принимает участие большое число людей, которые получили диплом психолога после окончания курсов повышения квалификации, получения второго высшего образования, после окончания множества неизвестных учебных заведений или в технических и прочих институтах. Они, естественно, протестовали. Получилось, что всяк, назвавший себя психологом, или получивший диплом психолога после окончания краткосрочных вечерних или заочных курсов, обретает право работать психологом: преподавать, писать книги, практиковать, консультировать и пр. Надо признать, что многие из них, будучи умными, сильными, энергичными, харизматическими людьми делают это исключительно успешно, но при этом используют только технологии манипулирования сознанием и поведением людей, что пользуется огромным спросом на рынке психологических услуг. Объяснить теоретически то, что и зачем они делают, что из этого получается – почти все они не в состоянии.
Перед психологическим сообществом встает вопрос: а надо ли стране такое количество психологов с такой подготовкой? Только один факультет психологии Санкт-Петербургского университета таким образом выпускает в год сотни(!) психологов, большинство из которых заканчивают практически краткосрочные курсы, и получают полный диплом психолога, разрешающий им психологическую практику! Не может факультет, имеющий в штате десяток профессоров, обучить, образовать, воспитать такое количество квалифицированных психологов. Фактически факультет занимается выдачей дипломов психологов многим, кто не получив достаточных знаний, уходит потом в саентологию, НЛП, онтопсихологию, легализуя армию своих идеологических и теоретических противников.
Другой вопрос: чему и как учить? Если при создании факультетов психологии в МГУ и в ЛГУ студентов учили почти «штучно», то ныне идет массовая подготовка психологов, строем, преследуя только коммерческие цели, но отнюдь не цели науки и общества. Если при создании факультетов психологии студентов учили понимать глубины психики человека, чтобы вести с ним диалог на уровне сознания, то ныне учат технологии манипулирования человеком на уровне подсознательного. Понятно, что не все с этим согласятся, но это легко проверить: достаточно придти на государственные экзамены и оценить глубину теоретической подготовки выпускников и послушать их ответы на экзаменационные вопросы. Студенты после окончания университета должны будут зарабатывать себе на жизнь полученными знаниями, а «работают» только знания, привнесенные извне. Надо ли говорить, что создатели факультетов психологии в МГУ и в ЛГУ представить себе не могли, что их последователи сделают изощренно-бесчеловечными рекламные и избирательные кампании, беспредельно ожесточат бизнес-переговоры методами НЛП и СПТ, сделают главным в человеке и его жизни не мышление, поиск истины, а методы эмоционального подавления оппонента, отвергающего сознательность и истинность.
Чтобы Этический Кодекс начал работать, прием на факультеты психологии должен быть сокращен в четыре-пять раз, делая число студентов пропорциональным количеству профессоров на факультетах. При этом должны быть закрыты все «курсы», ваяющие психологов из кого угодно в кратчайшие сроки. Только тогда, когда дипломы психологов будут выдаваться только тем, кто успешно прошел весь цикл полного образования в университете, можно надеяться на соблюдение этических принципов работы психолога. К практической работе должны допускаться только лишь выпускники психологических факультетов университетов после двух лет стажировки с практикующим психологом, как это делается во всех странах мира.
5. Пятое изменение – бюрократизация психологической науки.
Процесс пошел, но без Этического Кодекса.
Сегодня в Москве и Петербурге предпринимаются усилия по введению лицензирования деятельности психологов, что само по себе можно только приветствовать. Но удивительным образом этот процесс обходит стороной Этический Кодекс, для соблюдения которого и существует лицензирование. Получается, что лицензирование психологической деятельности вводится: 1) без четкого осознания того, что есть психология, а что нет и ясной парадигмы современной психологической науки. 2) без определения того, кто есть психолог, а кто психологом не является, 3) без принятого всем психологическим сообществом Этического Кодекса российского психолога. Можно было бы сказать, что это попытка «поставить телегу впереди лошади», если бы одно но: на наших глазах разворачивается приватизация психологии группой лиц, которые оказались волею судеб на командно-административных должностях в системе психологического образования.
Даже если в тоталитарном СССР для определения границ психологической науки созывались съезды психологов, ведущих специалистов, ученых в первую очередь, то сейчас решать сугубо научные проблемы науки берутся решать администраторы, объединившиеся с госчиновниками. Во многих случаях, как в случае факультета психологии Санкт-Петербургского университета, во главе факультетов психологии оказываются люди, которые не являются учеными: у них нет открытий, монографий, широко известных статей – они были приведены к «власти», как менеджеры для обеспечения работы ученых, но очень скоро у многих из них появился вкус «поруководить наукой». Административный статус они ошибочно стали рассматривать, как ученый статус, позволяющий им директивно решать, что психология, а что не психология, кто ученый, а кто не ученый. При этом, они не подтвердили свое право определять психологичность и ученость своих коллег собственными признанными научными достижениями в виде научных открытий, статей, монографий, диссертаций. И более того, «администраторы от психологии» не стесняются опровергать заключения ВАК РФ об учености того или иного психолога фактом присуждения присуждении им степеней докторов наук, званий профессоров. Безо всяких на то оснований они присвоили себе право определять психологичность и научность своих коллег.
Эта тенденция проявилась в недавнем заявлении декана факультета психологии МГУ Ю.П. Зинченко: «Недавно прошел съезд Евразийской ассоциации университетов, которую возглавляет ректор МГУ В. А. Садовничий. Теперь мы выступили с инициативой созвать съезд, который соберет деканов факультетов психологии крупнейших университетов стран СНГ».
http://www.gazetamim.ru/opinion/opinion/zinchenko.htm
Теперь деканы факультетов, а не ведущие ученые страны, будут решать, что психология, а что нет, кто ученый, а кто не ученый, кому выдавать лицензии, а кому нет. При этом Ю.П.Зинченко признает, что» «…сейчас необходимо творчески подойти к ним (теория А.Н.Леонтьева и Л.С.Выготского) и осмыслить новые элементы психологических практик с позиции этих теорий. Во времена перестройки все, что было создано в советское время в гуманитарных науках, вдруг стало считаться плохим. Мы, мягко говоря, поступили не очень честно по отношению к нашим учителям и к тому багажу, который ими наработан…Другое дело, что нет методологии, которая претендовала бы на универсальность, и это психолог должен сознавать». Вопрос разграничения методологий научных (А.Н.Леонтьев, Б.Г.Ананьев и др.) и не научных (Менегетти, Хаббард и др.) «висит» в воздухе, но ответа дать на него могут дать только выдающиеся ученые на Съезде психологов – его не могут решить бюрократы государственные и образовательные.
Вывод.
В ситуации, которая сегодня сложилась в российской психологии, засоренной околопсихологическими самозванцами, отставшей от времени и руководимой околонаучными бюрократами, Этический Кодекс не потерял своего значения, а напротив – является началом решения всех накопившихся в психологической науке проблем. Текст Этического Кодекса, принятого на 3 съезде Российского общества психологов в Петербурге в 2003 году, не является совершенством и нуждается в серьезной доработке. Причем в его доработке должно принимать участие все психологическое сообщество. И только тогда, когда этот важнейший научный документ будет принят консенсусом, можно говорить о лицензировании и прочих административных действиях, которые должны выполнять сами психологи на его основании. Поэтому, я считаю полезным вернуться к этому тексту, с которого должно начаться возвращение психологии ее законного места и влияния в российском обществе.
Проф. Юрьев А.И |
